Как мы жили в 90-е. Летопись российского лихолетья
Монологи, которые Гуманитарный журнал публикует сегодня, – это маленькие экскурсии в наше недалекое прошлое. Рассказы о том, как люди разного возраста и социального положения жили в 90-е годы XX века. В годы, которые теперь принято называть лихими. Историки по-разному оценивают ту пору. Как правило, они судят о ней, исходя из своих ценностных и идеологических предпочтений. Объективные исследования, описывающие происходящее с какой-то высшей точки разума, еще не появились и, похоже, в ближайшее время вряд ли появятся. Понимая это, мы решили внести свой посильный вклад в формирование представления о 90-х — наверное, любую эпоху лучше всего рисуют не события в масштабах страны и мира, а жизнь отдельно взятых людей, их эмоции и переживания. Если наше сегодняшнее начинание покажется читателям интересным, если они станут присылать истории своей жизни в 90-х, может сложиться интересная летопись той поры. И мы вместе приблизимся к пониманию того, что произошло с каждым из нас и с исторической Россией в те незабываемые годы…
———————————————————————————————————————————-
В холодном бараке мама растирала мне замерзшие ручки и ножки
Родители познакомились в 89-м. Отец работал инженером, мама – преподавателем. Моя 16-летняя сестра, мама и бабушка ждали получения жилья. Так что вопрос крыши над головой вроде бы и не стоял так остро. Но в 90-м наша семья из четырех человек увеличилась. На меня. Первый дом, который я увидела, был крошечным бараком рядом с Торговым центром в Челябинске. Почти все соседи вокруг уже переехали в квартиры. 
Поздняя осень, дом без отопления и младенец
. Мама до сих пор не может забыть, как растирала мне замёрзшие ручки и ножки и упрашивала отца побыстрее добиться получения квартиры. Зиму мы пережили в бараке, а в 91-м, наконец, переехали.
Развалился Союз, и жизнь могла – да и должна была – пойти по-другому. Отец, раньше занимавший уважаемую должность, теперь хватался за любую работу. Недостроенный дом в Сосновском районе Челябинской области, где он жил до женитьбы, решили не бросать. На мамину зарплату покупали продукты, на отцовскую – стройматериалы.
Полгода проводили в Челябинске, полгода – в посёлке. Моё раннее детство было наполнено разъездами, переездами и зыбкостью, оно всё целиком – переходный этап и ожидание.
98-й стал для нашей семьи переломным: разошлись родители, а старшая сестра вышла замуж. Отец теперь находился далеко, мама работала в трёх учреждениях одновременно. Наверно, поэтому мне удивительно сейчас наблюдать, как современные школьники просят новые компьютеры и телефоны. В моём детстве подобная просьба выглядела бы абсурдом. У нас в карманах лежали миллионы, а мы знали цену копейке. Новые вещи казались чем-то невероятным и недосягаемым.
Игрушки и одежда переходили из рук в руки. Платья и юбки я донашивала за соседскими детьми. Иногда приезжала из Еманжелинска мамина сестра, привозила пакеты с вещами: у неё тоже росли две дочери, постарше меня. Это был целый ритуал. Одежду раскладывали на кровати, меня ставили у зеркала и примеряли каждую вещь. Многие не сидели по фигуре: росла я быстро, но мы знали, что новые купить не на что.
Вечерами мы с сестрой смотрели диафильмы. 
Бабушка учила меня играть в карты. Мухлевала я бессовестно. А она с доброй усмешкой поддавалась.
Обмусоливали карты так, что приходилось рисовать новые, иногда дорисованных оказывалось полколоды, причём среди них – восемь тузов и ни одной шестёрки. Бабушка с трудом умела поставить собственную подпись, но читала мне наизусть стихи. Чаще – Некрасова, реже – свои. Жалею до сих пор, что последние я не записывала.
Сегодня дворы опустели. Понятно, что родителям спокойней, когда дети дома играют за компьютером, а не гуляют на улице. Но для меня и моих друзей улица стала неотъемлемой частью детства. Мы играли с мальчишками в футбол и «чай-чай, выручай», бегали по гаражам, а домой приходили грязные и счастливые.
Помню, как шла по улице и увидела на асфальте 100 рублей. И не нагнулась поднять. Потому что проезд в трамвае стоил тысячу. А наши деньги были из ивовых листьев.
Дарья Федосеева,
девочка 90-х
Челябинск
Когда я выдала зарплату, у меня осталось несколько монет
Мои 90-е разделились на три совершенно контрастных отрезка времени. Я бы назвала их условно так: опьянение, падение и барахтанье.
Самое начало десятилетия связано с опьяняющей свободой творчества и возможностью легко и быстро зарабатывать при помощи этого самого творчества.
Журналистские пути-дороги свели меня однажды с группой авангардных художников в Свердловске. В то время малюющая Россия в ускоренном темпе выбрасывала и изрыгала из себя клубки стилей и жанров, которые на Западе возникали в течение всего века и «разматывались» постепенной чередой. А незадолго до развала СССР, когда уже повеяло этим запахом свободы, когда цензура и номенклатура ослабли, художники начали сбиваться в стаи и вытаскивать из своих запасников все то заветное, что шло в разрез с соцреализмом
— единственным из официально разрешенных в СССР направлений изобразительного искусства.
В Свердловске было две таких «стаи» Одна из них называлась «Сурикова 31»
— в честь адреса дома, где прошла их первая, громом поразившая город выставка. В ней я не участвовала. Но на вторую меня уже пригласили. Потом была третья, четвертая, пятая. Были престижные залы, в которых мои заковыристые графические работы соседствовали с яркими и ошеломляющими полотнами Михаила Сажаева, Игоря Терещенко, Саши Алексеева, Нелли Огаревой и других по-настоящему самобытных художников.
Освобожденное искусство бурлило во всех проявлениях, оно было рядом, мы в нем варились. Наша штаб-квартира, как помнится, была дверь в дверь с «Наутилусами». Можно было, к примеру, запросто раздобыть контрамарку на закрытую вечеринку, где стать свидетелем домашнего капустника группы «Чайф». Все это, действительно, опьяняло.
Дохода в денежном выражении, конечно, не приносило, но давало колоссальную пищу для творчества.
Зарабатывать же легко и прилично мне удавалось в книжных издательствах. За обложку, которую можно было сделать за ночь, платили 300 рублей, когда как книга стоила рубля три. А однажды директор издательства «Творческая мастерская КВН УПИ» Миша Козловский отвалил мне аж две тысячи рублей за иллюстрацию брошюрки «Еврейские анекдоты», которая продавалась по 90 копеек. Но опьянение скоро прошло. Подорожала бумага, издательства стали закрываться. В стране воцарилась наглая, жиреющая баба-торговля, которая прижала под каблук тощего товаропроизводителя.
В это время я и «упала» в деревню к моим постаревшим и тяжело больным родителям, которые к тому моменту уже нуждались в уходе и заботе. Ощущение падения было очень острым: люди вокруг не могли выбиться из нищеты, сколько бы ни старались.
Процветающий некогда мясомолочный совхоз хирел на глазах, поголовье падало, пашни зарастали. Сельхозпроизводителей давили торговцы: цены на молоко были несоизмеримо ниже цен на дизельное топливо. Кстати сказать, нашей стране до сих пор чужд рациональный европейский опыт, когда на трудно воспроизводимое крупнорогатое поголовье дается государственная дотация. Но в какой-то момент и нашим фермерам подфартило. Те, кто успел взять многомиллионные кредиты на приобретение техники, после денежной реформы выплатили уже незначительные суммы.
В число этих везунчиков мне попасть не удалось.
Мне пришлось барахтаться и вставать только за счет собственных мышечных усилий. Я бы назвала их неимоверными. Нечеловеческими. Но в отличие от лягушки, упавшей в кувшин со сметаной, которая, сбила комочек масла и оттолкнулась от него, сколько бы я ни била лапками, толку было мало. Прибавочная стоимость стала оседать на банковском счету, когда я решилась взять в аренду землю и использовать наемный труд. В день, когда впервые выдала зарплату сезонным работникам, у меня в кошельке осталось несколько мелких монет. Но уже на следующий день ко мне приехали покупатели за рулонами сена. Объявление в районную газету дала заранее, предвидя подобное обстоятельство.
Наталья Уфимцева,
художник и фермер 90-х
Златоуст
Деньги подаренные нам с мужем на свадьбу в марте 1990 года, сгорели
Мне 90-е запомнились беспросветной бедностью и материнским счастьем. С тех пор я не верю стенаниям: «Денег нет!». В том, что ты по-настоящему беден и голоден, стыдно признаться. Во всяком случае, я об этом помалкивала.
Деньги, подаренные нам с мужем на свадьбу (в марте 1990 года), пропали, сгорели.
В магазинах пусто, купить нечего, а потом вдруг все съела инфляция. Зимой 1991-го «декретных», видимо, насчитанных еще по советским стандартам, хватило на пару малюсеньких баночек какого-то фруктового пюре. Удержаться от покупки не могла – впервые увидела «детские разносолы» в свободной продаже.
Не в добрый час мы с мужем переехали из Екатеринбурга в Коркино. Депрессивный шахтерский город. Денег не видели месяцами, в день получки давали по два кило вермишели и просроченные консервы. Зато все шахтерское начальство активно строило коттеджи, вода и тепло халявные – от шахтерского профилактория.
Какая-то жуткая неразбериха с ваучерами.
Помню, их выдавали в бывшем магазине «Ткани». Еще недавно в этом зале отстаивала очереди за фланелью на пеленки, теперь – за ваучерами. Тут же пачками все скупают спекулянты, я с гордым видом прохожу мимо – меня не проведешь! Я-то верю Гайдару, вот выкуплю акции серьезных компаний…
Ради смеха один ваучер мы вложили в МММ, предприятие оказалось самым выгодным. На дивиденды купили дочке резиновый мячик. От других компаний до сих пор получаем только извещения о собраниях акционеров.
Стыдно быть такой идиоткой, стыдно голодать, отдавая лучшую еду детям и работающему мужу, когда вокруг обжираются «государственным пирогом».
Так что лучше об этом помолчать.
Изменения в обществе запомнились тремя вехами – родами в 1991, 1996 и 2000 годах.
Первый визит в роддом еще в советское время, младенцы запеленованы тугими «полешками», их мамы кормят в косынках и марлевых повязках, дисциплина, как в армии. Вкусная и полезная роддомовская столовка.
Со вторыми родами заметила зачатки демократии, медсестры жутко злобные или добрые,
которые жалеют ревущих детей и дают их покормить в неурочное время (правда, чтоб врачи не видели).
Когда в 2000-м санитарка попросила у меня прикурить, я чуть не сползла от неожиданности по стенке.
Для меня, некурящей, это кощунство! Оказалось, обычное дело, смолили и роженицы, и медперсонал. Роддомовской столовки, кажется, нет вообще. Белые косынки-маски у мамочек исчезли, зато появился маникюр, сотовые телефоны, платные палаты. Многие рожают в солидном возрасте, многие — третьего и даже четвертого малыша, хотя «материнского капитала» еще нет. Не в деньгах счастье! Никакая инфляция и муть 90-х не обесценила семейные ценности.
Моя повзрослевшая дочь часто ездит в международные волонтерские лагеря за границу. Лучшие друзья, родственные души – дети, рожденные в СССР. Поддерживает связь с двумя «хохлушками» (русские из Чернобыля), литовцем, осетином (студентом МГУ), еще с ребятами из бывшей Чехословакии и Югославии. Что их всех объединяет? Это загадка для них самих, они ведь и не жили при советском строе, только родились. Но это уже другая история.
Маргарита Холодова
трижды мама 90-х
Коркино
Занимали, брали продукты в магазинах под запись
В то время я жила одна, работала в школе. Зарплату получала стабильно, но были случаи задержки. Полки в продуктовых магазинах пустовали, но в Троицке практически все можно было купить на рынке. И люди как-то выкручивались. Многие жили тем, что накопили в 80-е. Хорошим подспорьем были 
сады.
Здорово выручали картошка с собственных огородов, сольнья-варенья и другие садово-огородные продукты.
В 1992 году, когда цены стали свободными, сразу резко все подорожало, а зарплату не повышали. Практически весь год цены поднимались несколько раз. Одежда стоила десятки тысяч рублей. Семьям, которые воспитывали по два-три ребенка, было жуть как трудно. У меня была одна знакомая учительница, муж ее работал на заводе, дети заканчивали школу. Так им приходилось жить впроголодь: зарплату на заводе задерживали по несколько месяцев, а затем и вовсе перестали платить. А надо было как-то одеваться. Они занимали, перезанимали, брали продукты в магазинах под запись.
Она приходила ко мне и жаловалась: мол, когда кончится это безденежье, сколько люди могут терпеть издевательства над собой.
Но вместе за всеми этими трудностями были и радости. 
Дружно отмечали праздники, старались друг друга поддерживать, ведь все же жили в равных условиях.
90-е — сложное, непростое время. Как только не называли те несчастные годы. Что касается определения «лихие», то и в нашем небольшом городе были свои «разборки». Кто-то умудрялся свое дело открывать, а конкуренты могли и машины поджечь, и припугнуть. Но это уже я только слышала, сама не сталкивалась.
Помню, году так в 1996-м вдруг все в одночасье стали миллионерами, но зарплату видели только на бумаге. А затем объявили реформу,
убрали нули и все в очень короткий срок должны были обменять наличность. Так у нас такие очереди в сберкассе стояли, жуть!
Вот такое было время.
Люмила Косолапова,
педагог 90-х
Троицк
Я подбивал одноклассников на конфликт с директором школы
В ранней юности, которая пришлась на 90-е, я был очень романтичным и политизированным ребенком. Это было время, когда читать газеты и смотреть по телевизору новости было интереснее, чем воспринимать книги.
Жил я тогда на маленькой станции Злоказово в Кусинском районе.
Помню, как мама принесла с работы несколько номеров железнодорожной газеты «Призыв». Могу сейчас ошибаться, но, кажется, это был именно «Призыв». А в нем – выдержки из книги Бориса Ельцина «Исповедь на заданную тему». Незадолго до этого я прочитал «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма. И мне показалось, что Ельцин пишет круче.
В 91-м я с интересом следил за путчем. Незадолго до этого посмотрел телесериал «Спрут». Меня в фильме потрясло, что в мафии был замешен чиновник итальянского министерства обороны. «Надо же, — думал я. – Даже в министерстве у них бывают мафиози!» Когда посмотрел на путч, понял, что наши мафиози круче. А с танками возле Белого дома хилая стрельба по комиссару Каттани не шла ни в какое сравнение.
С тех пор каждый вечер с упоением смотрел программу «Вести». Знал всех ведущих, фишки каждого.
Кстати, помню их до сих пор, что помогает мне рассказывать студентам о новейшей истории отечественной журналистики.
В середине 90-х я заканчивал школу, попутно строя в ней демократию и подбивая на конфликт с директрисой своих одноклассников
. В то время некоторые ее поступки я считал достойными авторитарного монстра. По прошествии 20 лет мои взгляды не сильно изменились.
А с моей учительницей литературы – Валентиной Николаевной Лозбеневой — мы после уроков спорили о политике.
- Ты все-таки за демократию в лице съезда народных депутатов или за диктатуру в лице президента?
– спросила она меня в 93-м году, будучи всю жизнь искренне убежденной коммунисткой.
- Я предпочту демократию в лице президента. Но уж точно не диктатуру в лице съезда, — сказал я и мы на пару часов погрузились в дискуссию.
Я был уже далеко не в пятом классе и уже не боялся требовательной Валентины Николаевны, имеющей колоссальный авторитет в селе и школе и колоссальной силы голос. Я ее уважал. Преклонялся перед знанием литературы и талантом увлекательно рассказывать. Сейчас чту ее память и благодарю за то, что она – такая сильная, авторитетная и грозная – научила меня спорить без страха последствий.
В 95-м я поступил в университет.
Мне уже было страшно интересоваться политикой. Потому что считал (и считаю до сих пор), что я ответственен за свой политический выбор. Сейчас мне эту ответственность чувствовать относительно легко, а тогда два моих друга служили во внутренних войсках где-то в районе Нальчика, а в Чечне шла война. Я старался об этом не думать. Тем более, сильно скучал по дому, переживал, что поступил в Челябинский университет, а не в какой-нибудь покруче, и вообще хотел быть милиционером, а не филологом-журналистом.
Милиционером я готовился стать еще с середины 80-х, когда посмотрел «Следствие ведут знатоки». В 11 классе даже почти обзавелся направлением в школу милиции от линейного отдела внутренних дел в Златоусте. Направление нужно было забрать, но за несколько дней до этого мы в школе бежали лыжный кросс. Когда собирался со сбившимся дыханием в гору, до меня дошло, что, если пойду в школу милиции, у меня такой кросс будет каждый день. И меня потянуло в журналистику. Тем более, отправляясь в тот день в школу, узнал, что убили Лис
т
ьева. А я тогда был очень романтичным ребенком, потому смерть воспринимал как высшую оценку профессионализма.
Но в университете я постоянно думал, что предал мечту детства. Успокоился, решив, что после вуза обязательно устроюсь в милицейскую пресс-службу.
Тем не менее, на душе было тоскливо. Учиться было лень. Хотелось чего-то, но чего именно — не знал. Как уже лет 15 спустя мне объяснили умные люди, у меня был экзистенциальный вакуум. Что это такое, толком не понимаю и сейчас, но уверен, что тогда у меня было именно он. Это продолжалось до 1998 года. В начале лета я устроился в штат газеты «Призыв» собкором по Златоустовскому отделению. В «Призыв»
пошел не потому, что там когда-то публиковали Ельцина. Просто там искали журналиста на хорошую зарплату. У меня созрел план: взять в университете академический отпуск, заработать за год много денег и потом спокойно окончить пятый курс.
Пожалуй, это был первый в моей жизни бизнес-план экономических реформ. И, на мой взгляд, вполне адекватный. Я ж не предполагал, что в 98-м наступит август.
Когда 17-го числа понял, что моя бизнес-стратегия рухнула, у меня сдали нервы, и я, вместо того, чтобы прийти в редакцию и сказать, что передумал работать, решил зачем-то залечь на дно. Видимо, боялся главного редактора. Он производил впечатление человека, способного уничтожить, причем, не только морально.
Когда, спустя неделю прогулов, все-таки решился прийти, Петр Николаевич принял меня на удивление тихо. Тихо сказал, что, когда закончу вуз, чтобы даже не вздумал показываться на пороге редакции. «Даже если вакансия будет, — не возьму», — отрезал он на удивление тихо.
В коридоре меня встретила Ирина Викторовна, заместитель Петра Николаевича. Она улыбнулась, пригласила попить с остальными журналистами чаю. Сказала, что все нормально, все бывает. Попросила не исчезать далеко и заверила, что Петр Николаевич очень отходчив.
Через полгода она нашла меня (даже уже не помню, как, потому что мобильных тогда не было) и предложила поработать на полставки. Нужно было идти на беседу к Петру Николаевичу. Он принял меня на удивление тихо. Просто сказал: «Ну, смотри!» Я все понял, и стал работать.
В сентябре 1999-го меня отчислили из университета за неуспеваемость. Я об этом никому не сказал ни дома, ни на работе. Сейчас радуюсь, что в то время почти не было мобильников и Интернета.
Я по-прежнему был не чужд романтики и радовался, что чем-то похожу на Сергея Степашина, которого уволили примерно в это же время. И разделял премьерские тезисы Владимира Путина о том, что сейчас, после терактов и экономической нестабильности, главное — успокоить людей. Мне тоже, в случае вскрытия моего отчисления, пришлось бы успокаивать близких.
Несмотря на весь случившийся со мной в тот год апокалипсис, экзистенциальный вакуум не проходил. До одного случая. Я делал для «Призыва» репортаж с эстафеты и упустил очень важную для главного редактора деталь. «Иди, уточняй!» — взревел он
на меня так, что я пулей вылетел к источнику информации. К счастью, он оказался на месте и я узнал все, что требовалось. Запыхавшись, влетаю, обратно в «Призыв». «Ну, что, уточнил?», — спросил Петр Николаевич встревожено, но на удивление тихо. «Да», — выдохнул я, сообщив порцию недостающей информации. «Ну, вот, молодец. Совсем другое дело», — Петр Николаевич скрылся за дверью своего кабинета. В этот момент я, наконец, понял, чего хочу от жизни. Я хотел сохранить работу, чтобы получать нормальную зарплату. И не подвести Петра Николаевича и особенно Ирину Викторовну. Сегодня я чту их память.
В феврале, когда уже знал, чего хочу от жизни, меня восстановили в университете. Так закончились мои «лихие 90-е».
Андрей Сафонов,
юноша 90-х
Челябинск
Я научилась готовить затируху, а милиционер в очереди за хлебом выстрелил в воздух
Наши родители попали в Среднюю Азию. Мы родились в Таджикистане и считали его своей родиной.
Усердно трудились на благо республики и, по возможности, свое. Но имели два серьезных недостатка: не учили местный язык и не имели коммерческих способностей.
Государство тоже оплошало, только по-крупному: позволило себе рассыпаться. Все вкупе и предопределило наше состояние в момент и после развала Советского Союза: мы попали под каток.
«Колесо» постепенно набирало обороты.
На первом этапе мы просто на себе ощутили, что всего стало меньше.
В книжном — книг. В продуктовом — продуктов. В кошельках — денег. В организме — здоровья. В голове — оптимизма. Рацион сводился к любимым молоку, винограду, дешевым рыбе и утке. В выходные все чаще хотелось подольше поспать.
На втором этапе произошла денежная реформа, была введена местная валюта.
Зарплата выдавалась в натуральном виде: туфли, рубашки, светильники. Остальное, мол, на сберкнижку до лучших времен. Началась вынужденная диета. Рыба и утки пропали с полок. Килограмм масла сливочного тянет на одну пенсию. Мы стройнеем, хиреем, темнеем лицом. Все громче дает о себе знать национализм. Моральный дух в наших редеющих рядах поник, как флаг в безветрие. Немцы поспешили в Германию, евреи — в Израиль, татары — в Крым. Остальные — в Россию. Нам пока некуда.
Мать мужа как ветеран войны получает гуманитарную помощь из Германии: полмешка белой муки и банку растительного масла. Свекровь, чья большая семья некогда сбежала с Поволжья от голода в Азию, учит меня готовить затируху
. Растираем между ладонями над кипящей водой тесто (мука с водой), кидаем туда же луковичку и ложку растительного масла. Это ужин.
Быть журналистом становится опасно.
После репортажей о работе нового медресе, хлопковой или избирательной компании в кабинет «писаки» частят гости. Они говорят: «Ты написала хорошо про Н., а он мой враг, значит, и ты мой враг». Редактор вынужден сообщить в соответствующие органы об устных и письменных угрозах и те прикрепляют к редакции постоянного «дежурного». Зарплату так и не дают. Аллеи и площади превратились в торговые ряды: народ, пенсионеры и молодые безработные выложили на асфальт то, что еще можно продать,
чтобы купить продукты или билет на поезд. Профессиональные спекулянты сбивают цены и приличные велосипеды, печатные машинки, стройматериалы сбываются за копейки.
На третьем этапе каждый начинает подрабатывать, как может
. Связисты, коммунальщики за свою работу берут продуктами, чаще хлебом. Местные хлебопеки разучились печь нормальный хлеб — не из чего. На продукт вводятся нормы и талоны. Мама с ночи занимает очередь в магазин, чтобы утром купить наши четыре пайки сине-фиолетового цвета.
На человека примерно 80 грамм. Говорят, в муку добавляют комбикорм. В очереди неспокойно: плечистые всегда лезут вперед, по головам старух. В какой-то день милиционер, чтобы успокоить толпу, стреляет в воздух. Очередь как ветром сдуло. В республике начался великий исход «некоренных».
Поехала и я. В пустое уральское поле.
Помогла коллега-подруга Татьяна Палатинская. Месяц жила у нее. Потом в общаге. Работала. С сыном-подростком ели хлеб с маргарином, простой или молочный супы. Носили приобретенное в секонд-хенде. Кто там болел-умирал в этой одежде, уже не волновало: на нормальную одежду, пищу и жизнь денег не было.
На четвертом этапе надо было доказывать, что ты — не верблюд, даже если приехал из Средней Азии.
Кризис не думает кончаться. На заводе, где работает, кажется, все трудоспособное население Миасса, в ходу пластиковые карточки. На зачисленные деньги можно поесть только в заводских столовых или приобрести продукты (молоко, хлеб) только в магазинах, имеющих терминалы. Длинные и долгие очереди за разливным молоком на проспекте Автозаводцев.
Содержимое второй пластиковой карточки идет на оплату квартиры: ее нам предстояло выкупать до пенсии. Покрывшись от стрессов и нарушения обмена веществ темными пятнами, перехожу на работу туда, где обещали помочь с жильем. Три года живем на одну зарплату, вторая по-прежнему уходит за жилье.
В администрации, за месяц до проигрыша шефа — тогдашнего главы города, получаю помощь в оформлении квартиры в собственность. Похоже, это первое по счету настоящее счастливое событие тех лет. Потом несколько лет безвременья, безработицы, роль и место человека, поработавшего «не у того главы».
Бесконечные финансовые кризисы, безработица и месть околополитических фигур на многие годы отравляют жизнь. Так просто не седеют…
Жизнь «никакого» цвета хотелось бы похоронить под табличкой «Туда тебе и дорога». Но нельзя. Это ведь наша жизнь.
Она показала, сколько в нас «железа» и сколько в окружающих «золота» или «пирита». Она научила знать свою внутреннюю силу, ценить текущий момент и даже в пасмурный день видеть лучик солнца, просвечивающий через зеленый листок…
Новита Закатова,
переселенка из Таджикистана
Миасс
90-е годы - непростое время в истории нашей страны. Однако, несмотря на экономический кризис, отсутствие компьютеров, айфонов и интернета, люди, которые выросли в постперестроечный период, могут сказать с уверенностью, что у них было самое счастливое детство..
Вкладыши
Жвачки 90-х годов были очень жесткими, но все равно пользовались популярностью у детей: в каждой из них был вкладыш, который школьники наклеивали в альбом со своей коллекцией. Самыми популярными были жевательные резинки «Turbo» и «BomBibom» с изображениями автомобилей. Кроме того, выпускались жвачки, названные в честь знаменитых героев мультфильмов: Дональда Дака, Микки Мауса, черепашек-ниндзя и Розовой пантеры. Позже им на смену пришла популярная серия «Love is…».
Жвачки были жесткими, но со вкладышами. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Растворимые напитки
Наверняка, даже сейчас, спустя 20 лет, многие помнят рекламу, в которой бодрым голосом напевалось: «Инвайт» - просто добавь воды!». В 90-е быстроразводимые напитки пользовались успехом среди молодежи. «Инвайт» и «Юппи» по вкусу напоминали лимонад, а «Зуко», похожий на настоящий сок, был классом выше и стоил дороже.
"Просто добавь воды" - и напиток готов. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Киндеры
Шоколадные яйца с игрушкой «Киндер-сюрприз» стали очень востребованы среди детей-коллекционеров. В каждом яйце находилась раскрашенная гипсовая игрушка. Можно было собрать коллекцию динозавров, акул, лягушек, львят, пингвинов, медведей и многих других. Желтые боксы, непосредственно в которых находилась игрушка, дети тоже не выбрасывали: здесь можно было хранить детали от конструкторов, бисер, гайки и другие мелкие предметы.
Раньше игрушки в "Киндере сюрпризе" были гипсовыми. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Тетрис
Тетрис - культовая игра-головоломка, изобретенная россиянином Алексеем Пажитновым. В 90-х Тетрис был бешено популярен во всем мире. Дети и взрослые каждой страны переворачивали блоки в игре, избавляясь от горизонтальных рядов и набирая очки. В те годы Тетрис выпускался на отдельной прямоугольной консоли, где можно было выбрать разные уровни сложности игры и музыкальное сопровождение. В настоящее время Тетрис уже не на пике популярности, но эту игру знают все на свете. Тетрис в качестве приложения можно установить на телефонах, компьютерах и планшетах.
В игре "Тетрис" все ждали прямую линию, но она никак не приходила. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Игровые приставки
Из огромного количества игровых приставок в Советском Союзе и в России получили наибольшее распространение Dendy и Sega - консоли третьего поколения. Самыми популярными играми были «Танки», «Марио», «Чип и Дейл», «Соник» и «Стрельба по уткам».
Самыми популярными приставками были "Денди" и "Сега". Фото: АиФ/ Яна Хватова
Барби
В этом году знаменитой кукле Барби исполнится уже 56 лет, но в СССР она стала популярной лишь в 90-е. Все девочки играли в Барби - золотоволосую красавицу со взрослыми чертами лица, ярким макияжем, тонкой талией и длинными ногами. Вместе с Барби обязательно приобретались ее спутник жизни - Кен, а также дом для кукол и многочисленная мебель розового цвета - кровать, столик для макияжа, кресла и стулья.
У кукол Барби были свой дом и мебель. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Трансформеры
Если все девочки играли в Барби, то у каждого уважающего себя мальчика была коллекция трансформеров - роботов, умеющих перевоплощаться в танки, машины и самолеты. Самые «продвинутые» трансформеры имели не одно, а несколько перевоплощений.
Самые продвинутые трансформеры перевоплощались и в самолет, и в автомобиль. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Плеер
Кассетный, а затем CD-плеер был 20 лет назад новинкой техники. Из-за внушительных габаритов и немаленького веса устройства молодежь зачастую слушала плеер дома. Среди молодых людей была популярна музыка в направлении Drum"n"Bass, среди девушек - кассеты групп «Иванушки International» и «Руки вверх».
Тамагочи
Виртуальный домашний питомец в игре «Тамагочи» жил дома практически у каждого ребенка 90-х. Зверька в устройстве нужно было постоянно кормить, лечить, развлекать и водить в туалет. Даже если уход за виртуальным питомцем был безупречным, тот рано или поздно умирал, чем вызывал расстройство его владельца. Однако сразу же можно было завести нового друга - совсем маленького, но уже голодного.
Питомца в "Тамагочи" нужно постоянно мыть и кормить. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Жестяные банки
В Советском Союзе дети коллекционировали все подряд. Эта традиция перешла и в 90-е годы. Отдельное место на полке к шкафу занимала коллекция жестяных банок из-под газировки и кофе. Одни хранили в этих банках мелкие предметы, другие просто держали их пустыми - и так красиво.
Дети 90-х коллекционировали даже жестяные банки. Фото: АиФ/ Яна Хватова
«Любовь с первого взгляда»
Телеигру «Любовь с первого взгляда» смотрели не только взрослые, но и дети, мечтавшие принять участие в этом шоу, когда вырастут. Все с увлечением смотрели за тройками юношей и девушек, выбирающих себе нового знакомого. Сложившаяся пара могла выиграть путешествие в теплую страну. Передачу вели Борис Крюк и Алла Волкова. В настоящее время Волкова работает редактор программ на телевидении, а Крюк является ведущим «Что? Где? Когда?».
"Любовь с первого взгляда" была одним из самых популярных телешоу. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Кепсы
Кепсы - небольшие круглые фишки с картинкой - пользовались популярностью среди школьников. Игра заключалась в том, чтобы с помощью удара стопки фишек о ровную поверхность перевернуть их лицевой стороной. В 90-е годы насчитывалось несколько сотен видов картинок на кепсах. На них изображали супергероев, персонажей из комиксов, мультфильмов, актеров, животных.
У некоторых школьников было несколько десятков видов кепсов. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Ну, погоди!
Электронная игра «Ну, погоди!» - первая карманная игра советской марки «Электроника». Здесь волк ловит яйца, которые катятся с куриных насестов. С ходом игры количество снесенных яиц и скорость их падения увеличивалась. Игра стала такой популярной, что многие российские компании копировали ее, заменяя только главного героя. В одной из версий яйца ловит диснеевский персонаж Микки Маус.
В конце 90-х волка из игры заменили на Микки Мауса. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Сикель
«Сикелем» называли самодельную хлопушку, которую мастерили школьники. Ее делали из пластмассовой трубки, изогнутого гвоздя и резинки. Трубку наполняли серой, отводили в сторону гвоздь, служивший затвором, после чего бросали хлопушку на землю. От удара сера взрывалась. Зачастую «сикель» взрывался прямо в руках школьников, что приводило к травмам.
"Сикель" был травмоопасен для школьников. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Пластмассовые фигурки
В 90-е годы были распространены однотонные пластмассовые игрушки размером от 3 до 5 см. Это могли быть солдаты, индейцы, куклы или персонажи комиксов - например, черепашки-ниндзя. Чаще такими фигурками не играли, а просто коллекционировали, выставляя в ряд на полке в шкафу.
Маленькими пластмассовыми фигурками редко играли: их просто коллекционировали. Фото: АиФ/ Яна Хватова
Наша семья была типичной провинциальной семьей, без особого достатка. Но нам хватало. Я, как многие дети тогда, примерно знала, каким будет моё будущее: школа, университет, потом работа, замужество и т.д. Это была накатанная колея , приготовленная в СССР для обычного человека. Без особых взлётов, но и без катастроф, возможно, скучно, но безопасно. Относительное благополучие было гарантировано, если соблюдать определённые правила и не высовываться. Будущее было предсказуемым. Устройство мира было понятным. Правила игры (читай жизни) — тоже. А потом пришли 90-е.
Благоустроенный и хорошо отлаженный мир (конечно, уже было заметно, что механизм начинает давать сбои) вдруг развалился. Скромная, но казавшаяся непоколебимой стабильность рухнула. Мне было не так много лет, поэтому я не помню точных событий. Но я хорошо помню свои и родительские эмоциональные ощущения: страх, безысходность, скорее, безвыходность и беспомощность . Исчезли привычные вещи. Стало не хватать еды и одежды. Появились новое, непривычное: американская жвачка, американские фильмы, реклама, слова “ваучер”, “приватизация” и “новые русские”. Происходило то, что в относительно сытые, спокойные, ещё советские 80-е невозможно было даже представить. Моя бывшая учительница вдруг стала челночницей и стала торговать на рынке секонд-хэндом. Отец самого отъявленного в классе двоечника и хулигана привозил сына в школу на крутой тачке. Исчезли все правила. Остался один закон: произвол . Поэтому самое острое ощущение 90-ых, которое мне запомнилось, — страх. Что происходит? Что делать? Чего ожидать? Как жить? Растерянность и беспомощность.
Короче,чувства обычного человека в 90-е можно описать нецензурным, но выразительным выражением “полный пиздец” .
Я не хочу вдаваться в политические хитросплетения тех лет, разбираться, кто прав, кто виноват, и строить предположения в духе “а что, если бы…” Я хочу рассказать о том, как это было для обычного человека. Постараюсь сопоставить свои смутные полудетские воспоминания с аналитическими и статистическими данными и впечатлениями тех, кто был тогда уже взрослым.
В декабре 91-го, вопреки желанию большинства пока ещё советских людей, был окончательно развален СССР. Вместо него слепили невнятный и непрочный, как песочный замок, СНГ. А 2 января тогдашний президент России Борис Ельцин со товарищи начал так называемые экономические реформы . Государственный контроль над экономикой был снят, цены выпущены на волю, резко сокращены расходы на социальные нужды. Началась приватизация. Целью программы Ельцина -Гайдара был перевод экономики на рыночные рельсы. На самом деле происходил передел и захват страны олигархами. В результате исчезли целые отрасли экономики. Точных цифр уже не узнать, но предположительно только в РСФСР за два года ВВП упал на 50%. (В годы Великой депрессии в США за три года ВВП сократился только на 27%, почти в два раза меньше. Американцы считают Великую депрессию национальной катастрофой. Чем тогда стали для россиян 90-е?)
Собственное производство в бывшем СССР было практически уничтожено. Доходы населения резко упали, началась дикая безработица. Именно тогда на улицах стали появляться доселе неизвестные в СССР бомжи, которые в нынешней России стали привычной частью пейзажа. Бомжи появились не сами по себе. Бомжами стали одноклассники, сослуживцы, соседи.
В моём родном городе работали как минимум 3 завода: маслодельный, винзавод и хлебозавод. В живых остался только винзавод. Остальные лежат в руинах. Мой отец работал на винзаводе, ходил в передовиках производства, его портрет часто висел на Доске почёта. В 90-е отец продолжал исправно ходить на работу, работал по-прежнему хорошо, но денег не получал. Питались мы тогда в основном картошкой и капустой. Мясо, а тем более колбаса, один из символов изобилия в советское время, стали недоступными. Тётке, которая работала на бараночном заводе, зарплату выдавали мукой и сахаром. Кто-то выживал за счёт огорода. Семья моей одноклассницы, у которой бабушка пенсионер, а мать — инвалид, зарабатывала на пропитание продажей керамических фигурок на рынке. Предприимчивый сосед по лестничной площадке замутил вот такой бизнес .
Вот оно, главное слово, которое появилось в 90-е, и постепенно стало главным — бизнес . Рухнули советские законы, а вместе с ними законы морали, в силу вступили законы бизнеса: у кого больше денег, тот и прав, тот и правит .
В 90-е надо было не работать, как делал мой отец. Надо было делать деньги . Неважно, как — законно или незаконно. Те, кто не сумел перестроиться, не умел крутиться (а таких было большинство), обнищали. Многие так и не смогли приспособиться и либо оказались на улице, либо спились, либо погибли. 90-е были временем расцвета всевозможных полулегальных и нелегальных бизнесов всех мастей. Одни делали деньги, вторые грабили первых, третьи крышевали и первых и вторых.
Приватизация была, по сути, едва прикрытым распилом государственной собственности . Шла большая драка за государственный пирог. Бизнесмены всех мастей старались урвать кусок послаще. В этой драке летели щепки: 90-е стали временем небывалого разгула преступности . Это было время зарождения знаменитой ныне на весь мир Russian mafia. Мама перестала выпускать меня на улицу после 10 вечера. Боялись гопников — молодых отморозков в спортивных штанах, вечно сплёвывающих шелуху от семачек , способных ограбить, избить или убить. Милиция находилась под контролем преступности, фактически купленная братками . Петербург из культурной столицы превратился в криминальную. Именно тогда в бывшем СССР появился СПИД. Резко упала рождаемость и фантастически подскочила смертность. Люди гибли пачками в криминальных разборках (бизнесмены не разбирали, кто прав, кто виноват), из-за нищеты, наркотиков, алкоголизма. Подскочил процент самоубийств — от отчаяния и бессилия. За эти десять страшных лет страна пережила 2 чеченские войны и серию жестоких и наглых терактов. Всего в 90-е в России погибло более 5 с половиной миллионов человек.
Инфляция достигла небывалых высот — 2600%. Деньги превратились в мусор. Символично: мама тогда купила для денег кошелёк побольше, потому что в старый они не вмещались. При этом не хватало даже на хлеб. А после деноминации 1998 года большой кошелёк пришлось поменять на маленький. Очень маленький, потому что всё, что было накоплено до этого, сгорело.
Итог: экономические реформы открыли путь для бизнесменов (воров и рэкетиров), которые и стали современной элитой . К 1996 году 90% национального дохода принадлежало 10% населения. Остальные 90% оказались ограбленными и нищими.
От тотального хаоса и ужаса было 2 пути спасения: бежать или ехать на заработки. Железный занавес рухнул вместе с СССР, и в 90-е началась массовая эмиграция . Бежали все, у кого была хоть малейшая зацепка. Жизнь за границей казалась раем. Девушки мечтали выйти замуж за иностранца. Попса 90-х отлично проиллюстрировала эту повсеместную жажду сбежать из гибнущей страны. Помните: “Это Сан-Франциско, город в стиле диско”? Или бессмертное группы “Комбинация”: “Америкэн бой, уеду с тобой…”? Из моего родного города уехали евреи, немцы и все, кто состоял в родстве с евреями и немцами. В один только Израиль за 10 лет эмигрировало почти полтора миллиона человек.
На заработки ехали в Москву. Именно в 90-е из столицы нашей Родины Москва начала превращаться в зажравшуюся Нерезиновую . Наворовавшиеся провинциальные бизнесмены потянулись в Москву строить особняки на Рублёвке. Столичные богачи скупали в провинции разорённые заводы и фабрики по дешёвке. В 90-е были проложены трубы, по которым до сих пор стекаются в Москву денежные реки со всей России. А развал союзных республик стал причиной мощного потока гастарбайтеров в 2000-е.
Произошла тотальная переоценка ценностей . Точнее, уничтожение ценностей. В СССР была идеология. Иными словами, советский человек верил и жил по определённым заповедям. Неважно, насколько хорошей была советская идеология и заповеди, но они были. В 90-е единственной идеологией и мерилом всего стало бабло , бабки. Именно так — “бабло”, с презрительным оттенком, который отлично передаёт лёгкость, с которой тогда делали деньги и расставались с жизнью. Всё продаётся и всё покупается — вот девиз того времени.
А ещё верили в чудо . От тотального армагедеца может спасти только чудо, не так ли? Поэтому как грибы после дождя стали появляться целители, прорицатели, астрологи, кришнаиты, свидетели Иеговы и мошенники всех сортов и мастей, предлагающие чудесное и быстрое спасение-исцеление-обогащение. Из телевизора грозно хмурил брови Кашпировский и бормотал Чумак, растворяли шрамы и заряжали воду для всей страны. МММ предлагало фантастическую прибыль в короткие сроки. Символичная история: в нашей школе была пионервожатая, истовая коммунистка и атеистка. В 90-е она стала не менее яростной православной . Вера в чудо породила ещё один модный термин тех лет: развод на бабки . По сути, всё вокруг было разводом населения на бабки : приватизация, банки, появлявшиеся как грибы после дождя и предлагавшие нереальные проценты, народные целители и политические речи.
90-е породили современную Россию , в которой мы сейчас живём. Уничтожение собственного производства привело к тому, что Россия может превратиться в сырьевой придаток развитых и не очень стран. Китая, например, который арендует нашу землю и помогает нам якобы осваивать наши же природные богатства в Сибири и на Дальнем Востоке. Из коррумпированных чиновников и криминальных авторитетов образовалась нынешняя элита. Тотальная власть денег привела к фантастической коррупции. Развал союзных республик породил мощный поток гастарбайтеров и нелегальных мигрантов. Как следствие — сильный всплеск ксенофобии в обществе. Демографические отголоски 90-х настолько сильны, что учёные всерьёз опасаются, что русские как нация растворятся в гуще азиатских пришельцев.
Многие говорят: “Зато тогда была свобода !” Открыли границы. Издали массу книг, запрещённых в СССР. В страну хлынули ранее доступные только единицам зарубежная музыка и кино. Благодаря челнокам, на рынке можно было купить импортные брендовые шмотки и китайские подделки. Свобода слова: в газетах открыто ругали власть, по телевизору в прайм-тайм показывали рок-концерты и довольно смелые передачи. Разразилась сексуальная революция (которая обернулась, правда, расцветом проституции и разгулом ВИЧ). Другие говорят, что в 90-х была не свобода, а беспредел . В памяти россиян эти годы остались под выразительным названием .
А что думаете вы?
Политическая система России в начале 90-х годов базировалась на двухступенчатой основе органов представительной власти - Съезд народных депутатов РФ и двухпалатный Верховный Совет. Главой исполнительной власти являлся избранный всенародным голосованием президент Б. Н. Ельцин. Он же был Главнокомандующим Вооруженными Силами. Высшей судебной инстанцией являлся Конституционный Суд РФ. Преобладающую роль в высших структурах власти играли бывшие депутаты Верховного Совета СССР. Из их числа были назначены советники президента - В. Шумейко и Ю. Яров, председатель Конституционного суда В. Д. Зорькин, многие главы администраций на местах.
Деятельность государственного аппарата протекала в условиях жесткой конфронтации законодательной и исполнительной власти. Состоявшийся в ноябре 1991 г. V Съезд народных депутатов предоставил президенту широкие полномочия для проведения экономических реформ. Большинство депутатов российского парламент в этот период поддерживали курс на складывание рыночной экономики в России. В конце 1991 г. правительство, возглавляемое ученым-экономистом Е. Т. Гайдаром, разработало программу радикальных реформ в области народного хозяйства. Предлагавшиеся программой меры «шоковой терапии» нацелены были на перевод экономики на рыночные методы хозяйствования.
Важное место в программе реформирования экономики занимала либерализация цен - освобождение их из-под контроля государства. Переход на свободные (рыночные) цены и тарифы был начат с января 1992 г. За государством сохранялось регулирование цен лишь на некоторые товары и продукцию производственно-технического назначения. Либерализация цен вызвала резкий скачок инфляции. За год потребительские цены в стране выросли почти в 26 раз. Снизился уровень жизни населения: в 1994 г. он составлял 50% от уровня начала 90-х годов. Обесценились и были прекращены выплаты гражданам их денежные сбережения, хранившиеся в Госбанке.
Основная роль в процессе перехода к рынку отводилась приватизации (разгосударствлению) собственности. Ее результатом должно было стать превращение частого сектора в преобладающий сектор экономики. Приватизация госсобственности охватила прежде всего предприятия розничной торговли, общественного питания и службы быта. В результате политики приватизации в руки частных предпринимателей перешли ПО тыс. промышленных предприятий. Ваучерная[i] приватизация 1992-1994 гг. и последующие приватизационные акты привели к потере государственным сектором ведущей роли в экономике.
Однако изменение формы собственности не повысило эффективности экономики. В середине 1993-1994 гг. падение промышленного производства составляло 21%, в том числе в машиностроении - 31%, в производстве предметов широкого потребления - 30%. Свыше половины товаров российского рынка приходилось на долю импортной продукции.
Одним из последствий приватизационной политики явился распад энергетической инфраструктуры.
Во второй половине 90-х годов большинство крупных и средних предприятий России превратились в частные, коммерческие и акционерные общества. Возникли и активно действовали многочисленные коммерческие банки, фондовые биржи и торговые дома. Все это привело к окончательной потере государством возможности управлять новыми производственными и финансовыми структурами с помощью прежних административных методов. Однако теперь в руках государства находились значительные пакеты акций заводов и фабрик, играющих ведущую роль в российской экономике. Велась разработка системы управления этими пакетами акций с целью воздействия на деятельность предприятий негосударственного сектора.
Программа экономических реформ включала серьезные преобразования в сельском хозяйстве. 90-е годы стали временем интенсивного развития новых форм хозяйствования. В агросекторе экономики преобладающую роль играли открытые и закрытые акционерные общества, товарищества с ограниченной ответственностью, сельскохозяйственные кооперативы. В 1999 г. их удельный вес в структуре сельскохозяйственных предприятий составлял 65,8%.
Экономический кризис тяжело отражался на состоянии аграрного сектора. Не хватало минеральных удобрений, автомашин и сельхозтехники. В 1996 г. предприятия сельхозмашиностроения произвели 14 тыс. тракторов, в 1998 г. - 9800, зерноуборочных комбайнов - соответственно 2500 и 1000. В последующие годы их выпуск продолжал уменьшаться. Недостаток сельхозтехники, особенно для фермерских хозяйств, организационная перестройка форм хозяйствования повлекли за собой падение уровня урожайности. Объем сельскохозяйственного производства в середине 90-х годов упал на 70% в сравнении с 1991-1992 гг. На 20 млн. голов уменьшилось поголовье крупного рогатого скота. К концу 90-х годов число убыточных хозяйств в государственном секторе составляло, по официальным данным, 49,2%, в частном - 57,9%.
Радикальные преобразования в российской экономике обернулись значительными потерями.
Хронология
- 1993 г., 3 — 4 октября Выступление оппозиционных сил в Москве. Обстрел Белого дома
- 1993 г., 12 декабря Принятие новой Конституции РФ
- 1996 г., июль Избрание Б.Н. Ельцина на второй срок президентом РФ
- 1994 г., декабрь — 1996 г., декабрь Война в Чечне
- 1998 г., август Финансовый кризис в России
- 1999 г., август Начало антитеррористической операции в Чечне
- 1999 г., 31 декабря Досрочный уход президента РФ Б.Н. Ельцина в отставку
- 2000 г., 26 марта Избрание президентом РФ В.В. Путина
Россия в 90-е гг. ХХ в.
Курс экономических реформ в России в начале 90-х гг.
Важно заметить, что одним из главных следствий августовских событий стало перемещение государственно-политической власти, сосредоточивавшейся прежде в союзном центре, в республики и, в первую очередь, в Россию. Российский президент, правительство, Верховный Совет в течение нескольких дней обрели власть, кᴏᴛᴏᴩой они добивались почти полтора года. Встала проблема претворения в жизнь радикальных реформ. При наличии у радикалов общей идеологии реформ, у них не было четкой и обоснованной программы конкретных экономических и политических преобразований. План экономических реформ был обнародован только в конце октября 1991 г. С его изложением выступил на Съезде народных депутатов России сам президент Б.Н. Ельцин. План включал несколько конкретных направлений экономической политики России, кᴏᴛᴏᴩые и составляли суть реформы.
Первая крупная мера — разовое введение ϲʙᴏбодных цен с января 1992 г. — должна была определить рыночную стоимость товаров и ликвидировать товарный дефицит. Вторая — либерализация торговли — должна была ускорить товарооборот, создать инфраструктуру по сбыту отечественной и импортной продукции. Третья — широкая приватизация жилья , госпредприятий — должна была превратить массы населения в собственников.
Приватизационный чекПрограмма радикальных реформ была изложена Ельциным, но ее авторами являлись ведущие министры нового российского правительства: экономисты-рыночники Е. Гайдар, А. Шохин, А. Чубайс. По ϲʙᴏей сути эта программа предполагала быстрый переход к рыночной экономике . Главный теоретик российской “шокотерапии” вице-премьер правительства по экономическим вопросам Е.Т. Гайдар
Е.Т.Гайдар
считал, что классическая рыночная модель может быть внедрена в России без каких-либо тяжелых последствий для социальной сферы. При этом результаты оказались драматическими для россиян. Отпуск цен в январе 1992 г. привел к их увеличению не в 3 — 4 раза, а в 10 — 12 раз, в то время как зарплаты и пенсии выросли на 70 %. Сберегательные вклады населения правительство оказалось не в состоянии индексировать. Фактически за чертой бедности оказалась основная масса населения России. Реформа получила в народе название “грабительской”, породила острое недоверие к правительству и негативное в целом отношение к курсу реформ.
Радикальные реформы вызвали и широкую оппозицию в Верховном Совете РСФСР . Эту оппозицию возглавил Председатель Верховного Совета Р.И. Хасбулатов. Сопротивление радикальным реформам получило широкую поддержку в обществе, в первую очередь в отраслях военно-промышленного комплекса и бюджетной сфере, где было занято большинство населения.